Предположение о том, что в процессе эволюции (филогенеза), и в процессе индивидуального развития организма (онтогенеза) биологические ритмы претерпевают изменения возникло еще в конце 19 века. Сейчас это уже не предположение, а экспериментально подтвержденный факт. Однако вопрос о биологических часах, задающих темп этих изменений, и поныне останется открытым.
Одни исследователи склонны рассматривать биоритмы как результат пока еще плохо изученных геофизических факторов.
Другие (и таких большинство) считают, что биологические часы локализованы в клетке. И при этом ссылаются на то, что суточные ритмы свойственны не только клеточным культурам растений и беспозвоночных, но и млекопитающих.
Их оппоненты филогенетическим подходом тоже не пренебрегают. Только трактуют наюлюдаемые явления иначе. К примеру, поступательное развитие биоритмов клеток печени в процессе эволюции позвоночных, проявляющееся в увеличении амплитуды обменных процессов в гепатоцитах, они объясняют следующим образом: чем выше организация животного, чем выше общий уровень его жизненной энергии, тем больше возростает интенсивность обменных процессов в гепатоцитах.
Словом, по мере подъема по эволюционной лестнице, характер отдельных показателей внутриклеточного обмена веществ в печени остается неизменным. В зависимости от уровня организации животного меняется лишь величина этих сдвигов (хронобиологии называют ее амплитудой). По мнению приверженцев геофизической доктрины, именно наблюдаемое изменение амплитуды и позволяет считать суточный ритм биологических процессов признаком целесообразным, адаптивным, эволюционно приобретенным и развивающимся. Саму же ритмичность жизненных явлений, синхронизированную с геофизическими ритмами, на их взгляд, можно рассматривать как результат действия естественного отбора, под давлением которого «происходит процесс превращения внешнего во внутренне, закрепление его в генотипе и становление так называемого эндогенного».
Как было на самом деле, сказать трудно. Но факт остается фактом: биологические ритмы генетически детерминированы. Причем реализуется генетическая программа обычно после рождения, в процессе индивидуального развития организма. К примеру, у кур первые признаки суточного ритма гепатоцитов появляются дней через десять после рождения. Потом интенсивность биологических процессов печени постепенно нарастает и к 60-80 – суточному возросту достигает максимума.
Более того, результаты изучения параметров ряда гомеостатических систем животных и человека свидетельствует о том, что каждому возростному периоду постнатального онтогенеза – инфантильному, ювениальному, молодому, зрелому, предстарческому и старческому – свойственны свои собственные, неповторимые циркадные ритмы. Эти данные прекрасно «вписываются» в концепцию российского хронобиолога Г.Д. Губина, в соответствии с которой все основные параметры суточных ритмов – МЕЗОРы, амплитуды, хронодезмы, внутренние и расчетные акрофазы – в процессе онтогенеза претерпивают изменения. И не просто изменения, а изменения, подчиняющиеся определенной закономерности. С этих позиций жизненный цикл организма можно уподобить спирали, число витков которой вначале увеличивается, достигает максимума, а потом сокращается.
У млекопитающих подобные изменения затрагивают главным образом амплитуды циркадных ритмов всех уровней, начиная от клеточного и заканчивая организменным: на ранних этапах онтогенеза они (т.е. амплитуды), постепенно нарастая, достигают своего максимума в молодом и зрелом возрасте и после этого также постепенно идут на спад. Однако изменением амплитуды дело не ограничивается. С возрастом меняются последовательности акрофаз и величины хронодезм. В молодом и особенно зрелом возрасте все изученные показатели гомеостатических систем имеют максимальные хронодезмы, что указывает на максимальный диапазон возрастной нормы. Проще говоря, организм зрелого человека, в котором биоритмы отличаются высокой степенью согласованности, обладает наибольшим «запасом» здоровья и довольно легко справляется с неблагоприятными воздействиями. В процессе старения, по мере нарастания «разъюстировки» биологических ритмов запас здоровья уменьшается.
Исходя из этого, для оценки биологического возраста и «количества» здоровья хронобиологии предлагает использовать скорость угасания амплитуды суточных ритмов и изменения их внутренних акрофаз. При этом знание онтогенетических метамарфоз суточных ритмов индивида позволит спрогнозировать скорость течения его собственного времени и оценить характерную для него возрастную «траекторию» здоровья.
Насколько реально осуществить биоритмическое тестирование, говорить пока рано. Тем более, что в качестве эталона при оценке отклонений в состоянии здоровья планируется использовать биоритмологические карты здоровых людей, составленные с учетом возраста и климатогеографических регионов их проживания.
Но предпосылки тому есть. Достаточно вспомнить о десинхронизации суточных биоритмов, свидетельствующей о неполадках здоровья или о скорости восстановления исходной биоритмики – довольно высокой в молодости и зрелом возрасте и низкой в старости.
